Своими отчислениями на некоммерческие проекты Потанин был известен и ранее, взять хотя бы покупку им для Эрмитажа знаменитого «Черного квадрата» Казимира Малевича. Впрочем, в последние годы его благотворительный фонд стал заниматься и более скромными музеями — в Вологодской, Саратовской, Ульяновской, Ростовской областях. «Вести недели» встретились с бизнесменом в музее «Огни Москвы». На деньги Потанина здесь уже построена экспозиция «Свет. Действующие лица» — интерактивное познавательное путешествие в историю освещения Москвы от первых масляных ламп Анны Иоанновны до электрической иллюминации на коронации Александра III. Этот музей выиграл уже третий грант потанинского фонда в категории «Меняющийся музей в меняющемся мире». 

— Владимир Олегович, симпатичный проект. А во сколько он Вам обошелся? 

— Одна из комнат — в миллион рублей. 

— А сколько Вы будете отдавать на филантропию после того, как сработает эта схема, под которой Вы подписались? 

— Если читать журнал Forbes, то там мне приписывают чуть ли не 14 миллиардов долларов. 

— Вам хотелось бы так думать? 

— Всем приятно так думать. 

— Значит, 7 миллиардов долларов приблизительно уходит? 

— Как минимум. Я принял решение отдать большую часть своего состояния и оставить детям лишь небольшую его часть, чтобы они могли себя достойно чувствовать в быту, получать хорошее образование, медицинское обслуживание. Но сами они должны все дальше делать самостоятельно. 

— Детей не жалко? 

— Наоборот. Именно чтобы защитить своих детей от этих самых миллиардов, я и принял данное решение. Миллиард придавливает человека и лишает его всяческой инициативы и мотива. 

— Но вы же понимаете, что все хотят узнать, сколько Вы оставляете детям. 

— Думаю, эта сумма будет измеряться в десятках миллионов рублей, не больше. 

— А что Вас «перещелкнуло», что Вы пришли к такому осознанию? 

— Большие деньги — большая ответственность. Они требуют большой культуры. Везде существует концепция возврата долгов обществу. Все успешные богатые люди над этим задумываются и это делают. И не потому, что они в чем-то виноваты, а просто люди, которым больше в жизни повезло, которые большего добились, должны сделать какое-то усилие, чтобы сделать жизнь вокруг себя лучше. У нас немного вульгарно понимается, что надо делиться. И я обратил внимание на то, что это большая разница — возвращать долги обществу, то есть делать что-то полезное, или откупиться от общества. Сейчас много разговоров идет о том, что надо доплатить за приватизацию, еще за что-то. Я считаю, что это неправильно. Это как раз есть форма, когда человек, заплатив что-то, становится обществу понятным, приемлемым для него. Но это не так. На общество надо отработать, чтобы люди к тебе лучше относились, не ставили тебе в упрек богатство. 

— Те, кто подписываются под этой инициативой, могут так поступить либо при жизни, либо в завещание внести соответствующий пункт, и после Вашей кончины, вы уж извините, эти деньги начинают работать на филантропию. Вы какой сценарий выбрали? 

— Не извиняйтесь — это неизбежно. Я выбрал сценарий делать это при жизни, что, собственно, я и делаю. Часть, которая идет на благотворительность, постепенно увеличивается. Я специально увеличиваю ее достаточно медленно, потому что считаю, что нельзя бросать проекты по дороге. Если уж за что-то взялся, то нужно доделывать. Поэтому я увеличиваю потихонечку, чтобы быть уверенным, что это будет работать многие годы. 

— Есть такая теория, что Вы делаете это ради того, чтобы сократить налогооблагаемую базу и вывести в благотворительность деньги, за которые Вы в обычной жизни платили бы налоги? 

— Это неправда, особенно для нашей страны, где вычеты для физических лиц, которые занимаются благотворительностью, очень строго урегулированы, а для компаний, корпораций, юридических лиц они вообще не предусмотрены. Кстати, здесь есть определенная недоработка. Например, фирмы и компании могут включать в состав себестоимость, расходы на имиджевую рекламу, а на благотворительность не могут. Соответственно, многие начинают больше заниматься имиджевой рекламой, а не благотворительностью. А в интересах общества было бы, чтобы они занимались благотворительностью. Здесь есть недоработка, которую обязательно надо будет исправить. — Вы, присоединившись к клятве дарения, оказались в очень узнаваемой мировой компании, где основатель Microsoft, основатель Facebook. Получается, что Вы присоединяетесь к всемирной зарубежной инициативе. Не пора ли такую инициативу в России основать, чтобы ваши коллеги к ней присоединились? 

— Благотворительность — это дело добровольное. Она идет от души. Поэтому я считаю, что каждый для себя сам принимает решение, и агитки, к которой в нашей стране сильно привыкли еще с незапамятных времен, в этом деле не нужно. Присоединение к инициативе американских коллег позволяет просто придать значимость вопросу благотворительности. Я считаю, по тому, насколько люди неравнодушны к происходящему вокруг, насколько они помогают своим друзьям, соседям, ближним, насколько они способны от себя немножечко отдать на благотворительные цели, можно судить о зрелости общества, о его успешности. — Воспитательную беседу с коллегами по бюро РСПП проводить будете? 

— Да, можно попробовать, только уж больно у нас на сегодняшний день информационное поле вокруг благотворительности искажено. Людей не стимулируют. Это же благородное занятие, когда люди что-то жертвуют. Они же дают, а не берут. Многие рассуждают о том, какие у них мотивы. Знаете, у нас болезнь. Мы читали «Критику Готской программы» Карла Маркса, но не знаем, в чем эта программа заключается. Я помню, что мы изучали работу Энгельса «Анти-Дюринг», но если я в какой-то момент я все-таки разобрался в силу того, что я экономист, в Готской программе, то перед «Анти-Дюрингом» сих пор неудобно как-то. Но критиковали его жестко. Вот и с благотворителями такая история происходит. Вот этот музей — хороший пример, потому что он получил три гранта нашего фонда. Музей очень милый.